Итак, все решено. И Небесный Наш снова прав: я должен быть очень осторожен, никому ни слова, даже Эйнджел, до самого момента. Ему я могу верить, он поклялся хранить тайну и его гонорар будет растянут на весь год, чтобы гарантировать его преданность. Ай-й-йа, пять тысяч! Ладно, бог с ними, он дал мне ответ, он действительно нашел его! Хвала Создателю!
Еще одно решение: я намерен сократить дозу лекарства, даже попробовать совсем от него отказаться. Это мой долг перед Эйнджел – поправиться и быть сильным без всяких хитростей и подпорок. И быть здоровым, чтобы возглавить «Благородный Дом». С Анжеликой рядом я смогу…
Протрусившие мимо лошади оторвали его от грез. Он помахал всадникам и тут увидел, что стоит неподалеку от церкви; солнце золотило ее шпиль, запах моря, лошадей, земли и жизни щекотал ему ноздри. В тот же миг душу его переполнило чувство признательности, и он направился туда, чтобы вознести благодарственную молитву, как вдруг заметил паровой катер, державший курс на причал компании. Джейми сидел на корме, с головой уйдя в газету, и это напомнило ему о почте. Он свернул с дороги и оказался у края причала как раз перед тем, как туда подошел катер.
– Джейми! – окликнул он, стараясь перекричать шум двигателя, и помахал рукой, когда катер начал медленно продвигаться вдоль свай причала, покрытых толстым слоем водорослей и ракушек. Он увидел, как Джейми прищурился против ветра, потом махнул рукой в ответ. Одного взгляда на его лицо было достаточно. – Я поднимусь на борт.
Он неуклюже ступил на палубу. Идти по наклонной поверхности, опираясь на две трости, было трудно, но он добрался до кормы и позволил Джейми подхватить его под руку и помочь спуститься на три ступеньки в каюту. Каюта была просторной, и здесь их никто не мог слышать. Вокруг морского стола стояли скамьи с запирающимися ящиками под ними. На столе аккуратными пачками была разложена почта: письма, газеты, журналы и книги – все отдельно. Сверху предназначенной для него пачки он сразу увидел письмо матери, ее почерк нельзя было не узнать. Еще одно ее письмо, адресованное Джейми, уже лежало вскрытым на столе.
– Я, я рад вас видеть, Тайпэн.
– Что там такое на этот раз?
– Вот мое письмо, прочтите сами.
Довожу до вашего сведения, что мой сын не может жениться, пока не достигнет совершеннолетия, ни при каких обстоятельствах. Я уже проинформировала преподобного Майклмаса Твита, сэра Уильяма (с этой почтой) и сделала осторожное заявление в «Ориентл таймс» от сего дня (прилагается). Также все наши капитаны всех наших кораблей, заходящих в ваши воды, получили соответствующее уведомление и приказ распространять далее эту информацию. Я также написала адмиралу Кеттереру (с этой почтой) на тот случай, если его будет искушать капитанская церемония. То, что мой сын станет делать после своего двадцать первого дня рождения, безусловно, его личное дело. До того же времени, как перед Богом, я буду защищать интересы его и наши в полную меру своих сил.
Воздух с шумом вырвался из груди Малкольма, и кровь отхлынула от лица. Он разорвал конверт своего письма. Оно почти в точности повторяло предыдущее, за исключением того, что было личным, начиналось Мой дражайший сын и заканчивалось:
Поверь, все это делается ради твоего собственного блага, мой сын. Мне жаль это говорить, но девушка из скверной семьи – до нас дошли слухи, что власти французского Индокитая сейчас преследуют ее отца за подлог, и ты уже знаешь, что ее дядя сидит в долговой тюрьме в Париже. Если она тебе необходима, сделай ее любовницей, хоть я и очень не одобряю этого, но ты лишь наживешь себе еще большие неприятности, в этом я уверена. Я, разумеется, никогда ее не приму.
Надеюсь, я буду иметь удовольствие видеть тебя до Рождества, когда эта печальная история будет уже позади. Я бы написала тебе о подлых Броках, но это следует улаживать здесь, а не в Иокогаме. Твоя любящая мать.
Слова «P. S. Я люблю тебя» стояли в конце, значит, никакого тайного послания не было.
Он медленно разорвал письмо на мелкие кусочки. То, что он настолько хорошо владел собой, доставило ему удовольствие, но не погасило в нем бешенства от того, что она объявила ему шах и мат.
– Эта женщина, – пробормотал он, не подозревая, что говорит вслух, – эта женщина ведьма… ведьма, порожденная дьяволом, колдунья, как она могла знать…
Макфэй смотрел и ждал, глубоко озабоченный.
Когда к нему вернулась способность рассуждать, Малкольм спросил:
– Что в газете?
Заметка была короткой:
Миссис Тесс Струан, исполняющая ныне обязанности главы торгового дома «Струан и Ко» объявила сегодня, что «Благородный Дом» проведет большое празднество по случаю исполнения ее старшему сыну Малкольму двадцати одного года и его официальному назначению тайпэном 21 мая будущего года.
– Что ж, Джейми, – произнес он с горькой улыбкой. – Не много осталось такого, что бы она еще могла сделать, дабы подорвать мой авторитет, а?
– Да уж, – ответил Джейми, всем сердцем сочувствуя ему.
Малкольм видел корабли и горизонт, а за ним – Гонконг, и Пик, и всех своих друзей, и врагов. Теперь она стояла первой в этом списке.
– По-своему это забавно. Несколько мгновений назад я летел на гребне волны… – Тусклым голосом он поведал Джейми о своей великой идее, об отказе Твита и все о замечательном плане Небесного Нашего. – Теперь это хлам.
Джейми был потрясен так же, как и Малкольм. Он словно никак не мог заставить свой мозг работать.
– Может быть, может быть, Твита еще можно уговорить. Может быть, подношение церкви…
– Он отклонил его. Как и отец Лео.
– Господи Иисусе, ты и его просил?
Малкольм рассказал ему об этой встрече, поразив Джейми еще больше.
– Боже всемогущий, тайпэн, если вы так настроены на это, что решились на такое… может быть… мы найдем другого капитана.
– Надежды на это немного, Джейми. В любом случае, Небесный Наш подчеркнул, чтобы я хранил все в тайне до самого конца, в особенности от сэра Уильяма, который имеет право запретить венчание, поскольку Анжелика и я несовершеннолетние. А если она официально известила его, ему придется рассказать обо всем Сератару. Она выиграла… Будь она проклята!
Он опять устремил взгляд за горизонт. В прошлом, когда случалась большое несчастье, когда, например, утонули близнецы – хотя она никогда не говорила этого прямо, ему всегда казалось, что она винит в этом его, что если бы он каким-то образом был там, трагедии бы не произошло, – он чувствовал, что к глазам подступают слезы, как сейчас, но прогонял их назад, и от этого боль становилась сильнее, а ощущение, что он задыхается, еще ужаснее. Он поступал так потому, что «тайпэн никогда не плачет». Она постоянно вбивала ему это в голову. Это были ее первые слова, которые он мог вспомнить: «Тайпэн никогда не плачет, он выше этого, он продолжает бороться, как Дирк, он несет свой крест». Она повторяла их снова и снова, хотя отец всегда так легко начинал плакать.